Неточные совпадения
Левин шел за ним и часто думал, что он непременно упадет,
поднимаясь с косою
на такой
крутой бугор, куда и без косы трудно влезть; но он взлезал и делал что надо.
Но вдруг,
поднимаясь из небольшого оврага, при выезде из гор,
на крутом повороте, он грянулся о землю.
Он падал
на землю, не прилипая к ней, ветер
крутил его, и вскоре
поднялась совершенная метель.
Оставив казаков ожидать нас в седловине, мы вместе с Дерсу
поднялись на гору. По гипсометрическим измерениям высота ее равна 1160 м. Подъем, сначала пологий, по мере приближения к вершине становился все
круче и
круче. Бесспорно, что гора Тудинза является самой высокой в этой местности. Вершина ее представляет собой небольшую площадку, покрытую травой и обставленную по краям низкорослой ольхой и березой.
На рассвете (это было 12 августа) меня разбудил Дерсу. Казаки еще спали. Захватив с собой гипсометры, мы снова
поднялись на Сихотэ-Алинь. Мне хотелось смерить высоту с другой стороны седловины. Насколько я мог уяснить, Сихотэ-Алинь тянется здесь в направлении к юго-западу и имеет пологие склоны, обращенные к Дананце, и
крутые к Тадушу. С одной стороны были только мох и хвоя, с другой — смешанные лиственные леса, полные жизни.
Мне и моему спутнику делать было нечего, и мы пошли
на кладбище вперед, не дожидаясь, пока отпоют. Кладбище в версте от церкви, за слободкой, у самого моря,
на высокой
крутой горе. Когда мы
поднимались на гору, похоронная процессия уже догоняла нас: очевидно,
на отпевание потребовалось всего 2–3 минуты. Сверху нам было видно, как вздрагивал
на носилках гроб, и мальчик, которого вела женщина, отставал, оттягивая ей руку.
Поднимаясь от гумна
на гору, я увидел, что все долочки весело зеленели сочной травой, а гривы, или кулиги, дикого персика, которые тянулись по скатам
крутых холмов, были осыпаны розовыми цветочками, издававшими сильный ароматический запах.
Потом мы
поднялись на довольно
крутой пригорок,
на ровной поверхности которого стояло несколько новых и старых недостроенных изб; налево виднелись длинная полоса воды, озеро Киишки и противоположный берег, довольно возвышенный, а прямо против нас лежала разбросанная большая татарская деревня так называемых «мещеряков».
Только что
поднялось усталое сентябрьское солнце; его белые лучи то гаснут в облаках, то серебряным веером падают в овраг ко мне.
На дне оврага еще сумрачно, оттуда
поднимается белесый туман;
крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая сторона, более пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником в желтых, рыжих и красных листьях; свежий ветер срывает их и мечет по оврагу.
Бугуруслан течет по долине; по обеим сторонам его тянутся, то теснясь, то отступая, отлогие, а иногда и
крутые горы; по скатам и отрогам их изобильно рос всякий черный лес;
поднимешься на гору, — там равнина — непочатая степь, чернозем в аршин глубиною.
Я еще не совсем выспался, когда, пробудясь
на рассвете, понял, что «Бегущая по волнам» больше не стоит у мола. Каюта опускалась и
поднималась в медленном темпе
крутой волны. Начало звякать и скрипеть по углам; было то всегда невидимое соотношение вещей, которому обязаны мы бываем ощущением движения. Шарахающийся плеск вдоль борта, неровное сотрясение, неустойчивость тяжести собственного тела, делающегося то грузнее, то легче, отмечали каждый размах судна.
За дорогу бабушка имела время все это сообразить и сосчитать и, совсем
на этот счет успокоясь, была весела как прежде: она шутила с детьми и с Gigot, который сидел тут же в карете
на передней лавочке; делала Патрикею замечания о езде, о всходах озими и тому подобном; сходила пешком
на крутых спусках и, как «для моциона», так и «чтобы лошадей пожалеть», пешком же
поднималась на горы, причем обыкновенно задавала французу и детям задачу: кто лучше сумеет взойти и не умориться.
Место хватки было самое негостеприимное:
крутой угор с редким лесом, который даже не мог защитить от дождя. Напротив, через реку,
поднималась совсем голая каменистая гряда, где курице негде было спрятаться. Пришлось устраивать шалаши из хвои, но
на всех не прихватывало инструменту, а к Порше и приступиться было нельзя. Кое-как бабы упросили его пустить их обсушиться под палубы.
Да, я опять хожу по этим горам,
поднимаюсь на каменистые
кручи, спускаюсь в глубокие лога, подолгу сижу около горных ключиков, дышу чудным горным воздухом, напоенным ароматами горных трав и цветов, и без конца слушаю, что шепчет столетний лес…
Правый берег
поднимался высокой
кручей,
на которой красовался густой сосновый бор.
На песчаном берегу толпились войска, обозы и парки; у самой воды уже успели выкопать батареи и ровики для стрелков; за Дунаем,
на крутом берегу, можно было рассмотреть сады и виноградники, в которых копошились наши войска; за ними
поднимались все выше и выше возвышенности, резко ограничивая горизонт.
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и
подняласьПеред ним гора
крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной...
Я шел к окну в четвертый раз. Теперь каторжник стоял неподвижно и только протянутой рукою указывал мне прямо
на четырехугольник двора, за стеной цейхгауза. Затем он еще присел,
поднялся, как будто делая прыжок, и взмахом обеих рук указал, что мне следует потом бежать вдоль тюремной стены направо. Я вспомнил, что тут
крутые поросшие бурьяном пустынные обрывы горы ведут к реке Иртышу или Тоболу и что внизу раскинута прибрежная часть города, с трактирами и кабаками…
По темной,
крутой лестнице я
поднялся во второй этаж и позвонил. В маленькой комнатке сидел у стола бледный человек лет тридцати, в синей блузе с расстегнутым воротом; его русые усы и бородка были в крови, около него
на полу стоял большой глиняный таз; таз был полон алою водою, и в ней плавали черные сгустки крови. Молодая женщина, плача, колола кухонным ножом лед.
Мы
поднялись на четвертый этаж по темной и
крутой лестнице, освещая дорогу спичками. Спутник мой быстро позвонил. Нам открыл дверь молодой смуглый мужчина с черною бородкою, в одной жилетке.
Хотел он
подняться, а уж
на нем два татарина вонючие сидят,
крутят ему назад руки.
Накануне Бородинского сражения Пьер, выехав из Можайска, спускается пешком с
крутой горы. Навстречу ему
поднимается обоз с ранеными, сзади с песнями его нагоняет кавалерийский полк. «Все почти с наивным детским любопытством смотрели
на белую шляпу и зеленый фрак Пьера».
Дня через два мы подошли к перевалу. Речка, служившая нам путеводной нитью, сделалась совсем маленькой. Она завернула направо к северу, потом к северо-западу и стала
подниматься. Подъем был все время равномерно пологий и только под самым гребнем сделался
крутым.
На перевале стояла небольшая кумирня, сложенная из тонких еловых бревен и украшенная красными тряпками с китайскими иероглифическими знаками.
На вершине хребта лес был гораздо гуще. Красивый вид имеют густые ели, украшенные белоснежными капюшонами.
Я стал
подниматься по
крутой, скользкой тропинке. Когда я был уже в саду, я услышал внизу, по реке, ровный стук весел: Наташа снова поехала
на лодке.
По
крутой лесенке из сенец они
поднялись наверх. В крохотной комнатке было жарко от железной крыши и душно, как в бане. Книги и статистические листки валялись
на полу,
на стульях,
на кровати.
На столе лежала черная юбка. Таня поспешно повесила ее
на гвоздь.
Между ним и Варварой Васильевной легло что-то, и они не смотрели друг другу в глаза. Вечером, перед ужином, Токарев пошел к себе наверх за папиросами. Он
поднимался по скрипучей лестнице. Сквозь маленькое оконце падал лунный свет
на крутые, пыльные ступеньки.
Токарев и Варвара Васильевна стали
подниматься по
крутой скрипучей лестнице. Было темно. Токарев зажег спичку. Вдруг дверь наверху быстро распахнулась, и
на пороге появилась белая фигура Сергея в нижнем белье. Волосы были всклокочены, глаза горели диким, безумным ужасом.
Они прошли через двор к деревянному флигелю и стали
подниматься по
крутым ступеням лестницы. Было темно, и пахло кошками.
На площадке они столкнулись с квартирною хозяйкою Катерины Андреевны.
Шел он мимо пруда, куда задумчиво гляделись деревья красивых прибрежий, и
поднялся по
крутой дороге сада. У входа,
на скамье, сидели два старика. Никто его не остановил. Он знал, что сюда посторонних мужчин допускают, но женщин только раз в год, в какой-то праздник. Тихо было тут и приятно. Сразу стало ему легче. Отошла назад ризница и вся лавра, с тяжкой ходьбой по церквам, трапезой, шатаньем толпы, базарной сутолокой у ворот и
на торговой площади посада.
Он не стал ее удерживать и смотрел ей вслед. Серафима пошла порывистой поступью и стала
подниматься по
крутой тропинке, нервно оправляя
на ходу свою накидку.
— Может, так и случится! — крикнул Теркин, в хвосте пассажиров
поднялся по
крутым мосткам
на набережную и велел подвезти себя к большому дому, где телеграф.
В сотне шагов от реки
поднимался на той стороне
крутой, высокий вал.
Был поздний вечер 24 декабря. Я прибыл
на Установскую почтовую станцию, отстоящую в двадцати пяти верстах от главного города Енисейской губернии — Красноярска — места моего служения, куда я спешил, возвращаясь из командировки.
На дворе стояла страшная стужа; было около сорока градусов мороза, а к вечеру
поднялся резкий ветер и начинала
крутить вьюга.
Он бережно взял
на руки дорогую для него ношу, обернул ее в охабень и осторожно стал
подниматься по
крутому берегу.
Чтобы выпотнение шло сильнее, губернатор делал свои вечерние прогулки не по ровной местности, в верхней плоскости города, где стоит губернаторский дом
на «Липках», а, спускаясь вниз по Институтской горе, шел Крещатиком и потом опять
поднимался в Липки, по
крутой Лютеранской горе, где присаживался для кратковременного отдыха
на лавочке у дома портного Червяковского, а потом, отдохнув, шел домой.
С
крутой горы Кукушкину надо было спуститься
на мост. По ту сторону реки, за рядом дымовых труб города, выпускавших густые, белые и прямые столбы дыма, виднелось далекое белое поле, сверкавшее
на солнце. Несмотря
на даль, видна была дорога и
на ней длинный, неподвижный обоз. Направо синеватой дымкой
поднимался лес. При виде чистого снежного поля бурный и горький протест с новой силой прилил к беспокойной голове Кукушкина. «А ты тут сиди!» — со злобой, не то с отчаянием подумал он.
Мы все замерли и затаили дыхание, но горцы стояли спокойно, и старик спокойно продолжал
крутить свои седые усы, а тот меж тем снова
поднялся наверх и через пять минут был опять среди нас и подал герцогу кусок сетевого меда, воткнутый
на острие блестящего кинжала.